К востоку от одиночества. Страница 1

Джек Хиггинс

К востоку от одиночества

Все события и персонажи этого романа – вымышленные имеют никакого отношения к реальным событиям и людям.

Арнольду Спектору – доброму другу.

Глава 1

Самолет шел над морем на небольшой высоте. Впереди по курсу показалась земля. Покрытые льдом вершины Гренландских гор сияли в резком лунном свете, как нитка жемчуга. Я поднял машину до трех тысяч футов.

К востоку от мыса Одиночества бухта Юлианехоб была закрыта плотной пеленой тумана. Это означало, что скорость ветра там не больше пяти узлов. Уже неплохо.

По крайней мере, у меня появился верный шанс попасть в долину в горловине фьорда. Немного, конечно, но лучше, чем оставаться здесь.

Ледяной ночной ветер, врывающийся сквозь пробоины в лобовом стекле, гулял по кабине. Множество светящихся циферблатов на приборной доске сливались в мерцающее бессмысленное пятно.

Там, где кончался туман, виднелась молочно-серебристая водная гладь фьорда. Причудливо изогнутая лунная дорожка бежала по направлению к леднику. Его поверхность, испещренная четкими тенями глубоких расселин, напоминала гравюру на стали.

Пора приступать. Я убрал газ, включил автопилот и расстегнул привязные ремни. Обернувшись, я увидел его в прежнем положении: он сидел развалившись в кресле второго пилота; свет от приборов падал на безвольно закинутую голову, остекленевшие глаза уставились в вечность.

Выбравшись из пилотской кабины, я в темноте споткнулся о второй труп, упал на одно колено и случайно задел рукой его заледеневшее лицо. Меня охватила паника. Задыхаясь, я вскочил и, пригнувшись, бросился к аварийному выходу. Ломая ногти, я сорвал запоры, и люк вывалился в ночную тьму.

Не раздумывая, я шагнул вслед за ним, представляя, какой страшный холод меня ждет, и испытывая чувство странного облегчения.

Наверное, я кувыркался при падении, потому что в какой-то момент увидел прямо над собой плывущий, как темный призрак в ночи, самолет. Он держал курс на восток. Я потянулся за кольцом парашюта, но не нашел его. Мой протяжный вопль отчаяния растворился ночи, а я сам погрузился во мрак.

Обычно мне снился этот сон, когда я слишком уставал или находился в подавленном состоянии. Заканчивался он всегда одинаково: я просыпался в поту, дрожа как осиновый лист. Вот и сейчас я лежал какое-то время глядя в потолок, потом отбросил прочь простыню и проковылял к окну. Протерев запотевшее стекло, я обнаружил, что на улице прекрасное утро.

В этом году я базировался во Фредериксборге. Готхоб, несмотря на свой столичный статус, ненамного превосходил его в смысле комфорта. Готхоб – это небольшой городок на юго-западном побережье, в двухстах милях южнее Северного полярного круга. Население его едва ли превышает полторы тысячи человек, но в короткий летний сезон оно резко увеличивается еще на две – три сотни за счет строительных рабочих из Дании, которых нанимают возводить довольно безобразные трехэтажные бетонные жилые дома в рамках государственной программы развития.

В отличие от него Фредериксборг, подобно большинству поселений на побережье Гренландии, сохранил облик недостроенных городков первопроходцев, возникавших в свое время как грибы у только что открытых золотых или серебряных приисков. Дороги без искусственного покрытия, сам город раскинулся на огромной скале, полуостровом выступающей в море. Деревянные дома здесь красили в красные, желтые и зеленые цвета; из-за скалистого грунта все коммуникации шли поверху, в том числе электрические и телефонные кабели, растянутые на множестве столбов и смотревшиеся на фоне неба как своеобразное кружево.

В полумиле от новой консервной фабрики, мимо которой вела вырубленная в скалах дорога, была гавань, где сейчас стояли полдюжины рыбацких баркасов и «летающая» лодка «Каталина», принадлежащая компании «Восточные канадские авиалинии», обслуживающей побережье. На берегу у самого края так называемого слипа – бетонного спуска, специально предназначенного для гидросамолетов, стояла и моя собственная амфибия «Выдра».

Было уже почти десять утра. Я направился в ванную и включил душ. В этот момент в дверь коротко постучали, и мне пришлось, обмотавшись полотенцем, вернуться в спальню.

Появилась Гудрид Расмуссен.

– Вы готовы пить кофе, мистер Мартин? – произнесла она по-датски.

Это была невысокая, довольно крутобедрая девушка лет двадцати пяти, гренландка по рождению и воспитанию, хотя и датчанка по крови, о чем свидетельствовали ее белокурые косы, уложенные вкруг головы. От эскимосов ей достались лишь слегка приподнятые скулы и миндалевидный разрез глаз. Большую часть года она проводила на ферме своего деда, разводившего овец, в Сандвиге, примерно в сотне миль южнее по побережью, а летом работала горничной в отеле.

– Приготовьте сегодня ваш чай, Гудрид, – попросил я. – У меня приступ ностальгии.

– Вы ужасно выглядите, – укоризненно покачала она головой. – Не годится слишком много работать.

Прежде чем я собрался ответить, утреннюю тишину нарушил звук авиамотора. Я оказался у окна как раз в тот момент, когда «Аэрмачи» сделал вираж точно над бухтой, выпустил закрылки и пошел на снижение, нацеливаясь на взлетно-посадочную, полосу за зданием консервной фабрики.

– Твой дружок прилетел.

– Арни? – Она подошла к окну, слегка зарумянившись. – Арни относится ко всем девушкам одинаково, мистер Мартин. У меня нет на него никаких особых прав.

Было бессмысленно даже пытаться оспаривать это заявление; мы просто молча продолжали стоять у окна, наблюдая, как из-под лыж, которыми был оснащен «Аэрмачи», показались шасси.

– Я полагал, что он собирался снять лыжи и нацепить поплавки, – произнес я.

– Снять? – переспросила девушка, пожав плечами. – Он продлил свой контракт с американской горнорудной компанией, которая работает в Маламаске, у края ледника. Там, наверху, садиться можно только на снег.

Он приземлился неплохо – не блестяще, конечно, но каждый из нас имеет право расслабиться. «Аэрмачи» прокатился по полосе и исчез за зданием фабрики.

– Пока вы будете принимать душ, – широко улыбнулась Гудрид, – я принесу чай и закажу для вас завтрак. А потом поменяю постельное белье.

Дверь закрылась за ней, я вернулся в ванную и залез под душ. Приятное тепло подействовало благотворно, и спустя некоторое время головная боль немного прошла, что было совсем неплохо, учитывая, что меня впереди ожидало два с половиной часа полета. Накинув старый шелковый халат, я вышел в комнату, интенсивно растирая волосы полотенцем. За то время, пока я был в душе, Гудрид принесла поднос с чаем. Я налил себе; чай был как кипяток. Выпив первую чашку, я собрался повторить, но в этот момент дверь распахнулась, и ввалился Арни Фассберг.

Он был примерно моей комплекции, почти шести футов ростом, но на этом сходство заканчивалось. Волосы у меня темные, а у него светлые настолько, что кажутся почти белыми; лицо открытое, приветливое, я же обычно мрачен и замкнут. И лоб у него гладкий, без единой морщины, как у ребенка, словно жизнь его не трепала вовсе либо обходилась с ним весьма доброжелательно. Исландец по рождению, он обладал таким невероятным аппетитом к женскому полу, которого мне никогда не приходилось встречать. Подобно всем донжуанам, он был неискоренимым романтиком, влюблявшимся и разочаровывавшимся с поразительной частотой.

В унтах и старой летной куртке он представлял собой слегка театрализованное зрелище. Швырнув в угол брезентовый вещмешок, он двинулся к столу.

– Думал, уже не застану тебя. Я побил все рекорды скорости, добираясь сюда из Сёндре-Стрёмфьорда.

– Были особые причины?

Он плеснул себе чаю в мою чашку.

– Ты все еще возишь продукты этому американскому киноактеру, верно?

Он имел в виду Джека Дефоржа, который неожиданно появился в Готхобе в июне на своей моторной яхте «Стелла». С тех пор он плавает вдоль побережья, занимаясь рыбалкой и охотой, а я регулярно летаю к нему, где бы он ни оказался, снабжая продовольствием.